Охраняли нацистских преступников представители четырех стран: СССР, США, Франции и Великобритании. Каждый месяц заступал караул одной из этих стран. Смена караула проходила в торжественной обстановке.

Из Брянской области сообщает Сергей Королёв.

Ветеран войны и ОВД Георгий Трофимович Морев родился в деревне Кузнецы Павлово-Посадского района Московской области в сентябре 1921 года в рабочей многодетной семье. Шестеро братьев и сестра ушли на фронт, когда началась война. Георгий после окончания фабрично-заводского училища (ФЗУ) в 1939 году стал работать электриком на релейной станции в Мосэнерго. Здесь он встретил войну. Во время первой бомбежки Москвы едва не погиб, устраняя обрыв на поврежденной ЛЭП.

В мае 1942-го призвали в армию и направили в Сарапул (Удмуртская ССР), куда было эвакуировано Смоленское пехотное училище. Попал в роту станковых пулеметчиков системы «Максим». Но доучиться курсантам не пришлось – советские войска оставили Воронеж, Ворошиловград, Ростов, враг рвался к Сталинграду и вглубь Кавказа. Поэтому в августе того же года всё училище отправили на передовую, влили в 119-ю особую стрелковую бригаду, которая вела бои на Кавказе. Охраняли перевалы, которые фактически круглосуточно бомбила немецкая авиация.

«Вражеские снайперы не давали головы поднять», – вспоминает Морев. Боевое крещение прошел 6 октября. А 12 октября получил тяжелое осколочное ранение и орден Красной Звезды.

Череда госпиталей и последствия ранения привели к тому, что Георгия Трофимовича комиссовали из вооруженных сил по третьей группе инвалидности в марте 1943-го. Казалось бы, война для него была закончена. Морев вернулся в Москву на прежнее место работы. Но ненадолго – снова пришла повестка. На передовую израненного бойца уже не отправили, так в его судьбе началась эпоха контрразведки «СмерШ». Сначала в роте 3-й танковой армии под Тулой, затем – особый батальон КР «Смерш» 1-го Украинского фронта.

«Мы не вели открытой и прямой войны, – говорит ветеран. – Мы проводили «зачистки», вели борьбу с вражескими диверсантами и лазутчиками, охраняли военные и стратегические объекты и штабы командования».

Так, в 1944 году в Тернопольской области была уничтожена крупная банда украинских националистов, сотрудничавших с гитлеровцами, отличавшаяся особой жестокостью. В плен удалось захватить 18 бандитов.

После войны охранял Шпандау

С осени 1944 года Морев уже штатный сотрудник контрразведки. Прослужил до 1947 года в Австрии, где и встретил будущую супругу Лидию (она родом из Брянска, поэтому Георгий Трофимович, как только появилась возможность, перевелся по службе на родину жены). По линии контрразведки он с марта 1953 по декабрь 1955 года находился в служебной командировке в Берлине.

Шпандау – огромнейшая тюрьма-крепость, рассчитанная на 10 тысяч заключенных. Корпус казематов по периметру опоясан высокой крепостной стеной с башнями по углам, где располагались вооруженные часовые внутренних постов. Стены из красного кирпича толщиной 60–70 сантиметров. Вдоль стен со стороны города – электрический забор под напряжением в 4000 вольт.

Преступная семерка располагалась на первом этаже. Там же и кирха (лютеранская церковь). А этажом выше – гильотина. Фашисты ею пользовались почти до конца войны.

В такой огромной тюрьме сидели всего семь (!) заключенных. Но каких! Гросс-адмирал гитлеровского флота фон Дениц, наместник рейхсканцлера Германии в Чехословакии фон Нейрат, командующий подводным флотом адмирал Редер, директор гитлервского банка Функ, вождь молодежного движения «Гитлерюгенд» Ширах, министр вооружения Шпеер. И, пожалуй, самая важная фигура – заместитель фюрера по партии Гесс, которого называли тенью Гитлера.

Охраняли нацистских преступников представители четырех стран: СССР, США, Франции и Великобритании. Каждый месяц заступал караул одной страны. Смена караула проходила в торжественной обстановке на глазах у многих людей, приезжавших со всей Европы.

Каждый из нацистов содержался в одиночной камере с нехитрой обстановкой: металлическая кровать, маленький стол, деревянный стул со спинкой, в углу унитаз, одно зарешеченное окно с форточкой. Осужденным выдавалось по нескольку одеял, матрацев, простыни, две ватные подушки, две пары обуви. Сидели обитатели Шпандау через камеру друг от друга, в одной – заключенный, другая – пустая. И так далее.

Распорядок дня заключенных был прост. В 6.00 – подъем, затем уборка камер, завтрак и прогулка. Как правило, прогулка проходила в саду. Сад был достаточно большой, и много там чего росло. И у каждого арестанта был свой участок. Отбой – в 22 часа.

«Кстати, самым заядлым огородником был Дениц, – вспоминает Морев. – Он выращивал петрушку, морковь, капусту, огурцы. И даже однажды пожаловался охране, что кролики смели весь его урожай. Шпеер с Редером занимались клубникой, Ширах и Функ сажали люпин, так как за ним не надо было ухаживать. Фон Нейрат не мог ничем заниматься в силу своего преклонного возраста. Лишь Гесс отказывался от всего, ссылаясь якобы на боли в животе и голове.

Но зато, по словам Морева, Гесс умело управлялся с ведром, веником и совковой лопатой, когда по субботам проходила генеральная уборка, и он был «замыкающим» всего мероприятия.

Как нацисты драили унитазы в тюрьме

Приговоренный к пожизненному заключению Гесс в Шпандау был чужим даже среди своих. Пленники старались не иметь с ним никаких общих дел, да и сам Гесс сторонился всех. Почти не выходил из камеры, не делал, как другие, зарядку, не посещал церковь. По воскресеньям и церковным праздникам заключенных выводили в кирху, куда для богослужения приходил французский пастор. Там они молились, слушали музыку Баха и Бетховена. Гесс лишь однажды попросил отвести его в кирху, но не для богослужения, а чтобы послушать патефонные записи. Однако пробыл он там недолго. Изъявил желание отправиться обратно в камеру, объяснив, что разболелась голова. О том, что у него болит голова или живот, помощник Гитлера по партии заявлял постоянно. Еще с Нюрнбергского процесса и он, и адвокаты пытались преподнести его как психически больного. Вот и здесь, в Шпандау, он пытался корчить из себя сумасшедшего. Собирались медицинские комиссии, эксперты, но все признавали его вменяемым, психически здоровым.

В отличие от других на свидания к нему никто не приходил. Правда, как и все, он переписывался с родными. Однажды обратился с необычной просьбой к жене: прислать ее фотографию в обнаженном виде. Единственное, что связывало остальных узников с Гессом, это его личная библиотека. Раньше она находилась в Англии, и он затребовал ее в Шпандау. Одну из пустующих камер отдали под книги. Библиотекарем стал Редер, причем очень ответственным и аккуратным. Узники отличались чистоплотностью и аккуратностью. Морев вспоминает, как с немецкой педантичностью они убирали камеры, драили унитазы. По субботам проходила генеральная уборка. Главари рейха мастикой натирали полы в камерах и коридоре, да так, что те блестели! Каждый натирал пол в коридоре напротив своей камеры, а Гесс заканчивал уборку. Долговязый, нескладный, с глубоко запавшими глазницами, он умело управлялся с ведром, веником и совковой лопатой, подметая коридор. Нацист, мечтавший покорить мир, был неплохим уборщиком.

Вся внутренняя охрана стран-союзников несла службу без оружия, но в специальной форме. Жили они в двухэтажном доме, разделенном на четыре части

«Общаться с иностранцами нам запрещалось, – продолжает рассказ Георгий Тимофеевич, – но мы все равно находили способы. Больше всего подружились с французами. Они полюбили нашу «Столичную». А разговоры с заключенными были вообще под строгим запретом. Более того, первое время мы не знали, кто из узников есть кто. Свой срок те отбывали не под фамилиями, а под номерами. Цифры от 1 до 7 были у каждого на спине и коленях. Но вскоре охранники «просчитали» каждого из них. Фон Нейрат – «третий», Гесс – «седьмой». При Редере наши офицеры старались разговаривать поменьше, узнав, что он неплохо знает русский язык. Адмирал поначалу это скрывал, но однажды на русском спросил у меня: «Который час?» «Я чуть не ответил ему, – вспоминает ветеран, – мол, тебе-то куда спешить, но вовремя передумал и просто сказал, сколько времени».

Служить в Шпандау морально было очень тяжело. В окна казармы нередко влетали камни, бутылки, однажды даже выстрелили в форточку, но, к счастью, никто не пострадал. Бывало, звонили по телефону, угрожали: «Русские, мы с вами рассчитаемся». Дежурить во время свиданий заключенных с родственниками было порой тяжелее, чем стоять на посту. Свидания проходили раз в месяц, по заявлениям. Продолжались они два часа. Заключенных и посетителей отделяла стеклянная перегородка и металлическая сетка. Очень часто приходилось ловить ненавистные взгляды родственников, когда кто-либо из охраны просил соблюдать порядок или не входить в комнату свиданий с сумочками.

При Мореве из Шпандау освободили лишь фон Нейрата, который уже был немощным стариком. В 1956-м – Денница. Но этого момента Георгий Трофимович не застал, так как в конце 1955 года закончил службу в Германии.

…На парадном пиджаке Георгия Трофимовича около тридцати боевых и ведомственных наград. Ведь до 1972 года он работал в Управлении исполнения наказаний по Брянской области: воспитателем в детской трудовой колонии, начальником отряда и дежурным помощником начальника колонии особого режима.

Две трети своей жизни фронтовик отдал Брянщине и успел узнать, какие здесь жили и живут замечательные люди. В военные годы на этой земле бились с врагом тысячи партизан. Голодные, плохо вооруженные сквозь леса и болота они пробивали дорогу к Победе. Конечно, мало сейчас осталось тех, кто отстаивал рубежи Брянска и области. Однако статус «Город воинской славы» дан потомкам в память о подвигах дедов и отцов.